Интервью с монахиней Амвросией
Предлагаем вашему вниманию интервью с регентом смешанного хора Казанского Богородицкого монастыря, монахиней Амвросией (Кочерёжкиной).
— Матушка Амвросия, пожалуйста, расскажите про Ваше детство, можно ли детство Вашего поколения назвать счастливым?
— И да, и нет. Мы росли в очень естественных условиях, постигали мир через тесное взаимодействие с ним, с окружающей природой, с книгами, общение с родными и друзьями. Помню, что часами могла слушать рассказы мамы и бабушки об их жизни, тяжелых военных годах и т. д. Вообще, очень любила расспрашивать пожилых людей, много повидавших. Большим увлечением были книги. Кстати, Советский Союз был в те годы самым читающим государством в мире при том, что классики, русской и зарубежной, не было в книжных магазинах, редки были подписные издания. Сдавали большое количество макулатуры, чтобы получить за нее хорошую книгу.
Если вспомнить о наших играх, то они тоже были очень естественны и разнообразны, порой мы сами их придумывали, как и игрушки, которые делали из подручных средств. Сейчас во дворах тихо, никого нет, а тогда, особенно в тёплое время года, всё звенело голосами множества ребятишек, слышались удары мячей об асфальт. Не помню, чтобы нас сопровождал кто-нибудь из взрослых, мы были предоставлены вполне своей самостоятельности.
Тогда был дефицит информации, как и всего остального. Но это давало большую свободу для творчества, радости всему новому, свежести восприятия и довольства малым. Сейчас, к сожалению, дети перегружены информацией, вообще всеми благами материальной составляющей жизни, их уже не особо радуют новые игрушки или сладости. Отдельная тема — всевозможные гаджеты, опасность которых очевидна.
Слава Богу, мы и понятия не имели о компьютерах, даже игровые приставки нас миновали, появившись позже.
— Когда у Вас появилась любовь к музыке, пению?
— Любовь к музыке привила мама. Она обладала незаурядными музыкальными способностями, прекрасно пела, легко подстраивая второй голос даже к почти незнакомой песне. Мечтала стать музыкантом, но в тяжелое послевоенное время это было неосуществимо. Сколько я себя помню, мы всегда с ней пели, часто на 2 голоса. Она знала огромное количество песен, могла напевать целые отрывки из оперной и симфонической музыки. А по профессии была химиком-металлургом, даже изобретателем в этой области. Мой отец умер рано, мне было всего два года, и я его почти не помню. Хочется сказать ещё об одном человеке — художественном руководителе студии детского хорового пения «Пионерия Татарии» Наталии Фёдоровне Сизовой. Ей удалось создать прекрасный детский хор в количестве примерно 60 человек. Туда был серьёзный отбор, но этот хор имел большой и разнообразный репертуар, помню, пели сложные многоголосные произведения, как-то было и 12-голосные. Наталья Федоровна была для нас не только руководительницей, но и воспитательницей, её беседы с нами во время репетиций мы очень любили, как и её саму. Она вдохновляла нас на посещение оперных спектаклей и симфонических концертов и прививала стойкую неприязнь к «попсе» — современным шлягерам и т.п. Воспитание велось в духе строгой классики. Вообще, есть мнение, что именно классическая музыка может подготовить человека к восприятию духовного мира, в то время как развлекательные песни-однодневки способствуют легкомыслию ума и души. Как-то само собой получилось, что музыка стала моей профессией. Были, конечно, и другие увлечения, очень, например, нравилась история. Но различными обстоятельствами прорисовывалась более ясная дорога, так что, можно сказать, никаких особо решений принимать не пришлось.
— Как Вы пришли к Богу?
— Думается, что всё вышеперечисленное, — природа, книги, серьёзная музыка, общение с интересными людьми, которых встречалось всегда немало, — создавало атмосферу присутствия в жизни чего-то сверхматериального, нежитейского. Но что это такое, было совершенно неясно. В юности это место может занимать так называемая романтика, романтическое восприятие мира. Но жизненные реалии рано или поздно возвращают мечтателя на землю. И вот возникает ощущение пустоты. Поэтому-то наше детство и нельзя назвать счастливым — это пустота давала о себе знать, особенно, по воскресеньям, когда где-то проходила прекрасная церковная служба, а мы были словно в безводной пустыне…
Потом наступило время, которое сейчас называют Вторым Крещением Руси. Народ словно проснулся. По телевидению стали открыто говорить о Боге и церкви. В периодике начали появляться публикации на религиозные темы (к слову сказать, впервые Евангелие было мною прочитано в журнале «Литературная учёба»). Ко святому крещению устремились массы людей, крестились сразу по много человек, целыми семьями. В 1988 году крестилась и я. Раньше это было очень сложно, сразу сообщали на работу родителям. Да, честно говоря, об этом особо не заботились, семья наша была совершенно нецерковная, хотя все традиционно крещеные. Только о прабабушках и прадедушках вспоминали как о людях глубокой веры и благочестия. Конечно же, их молитвами наша семья постепенно и пришла к вере.
Крестилась я, надо сказать, вполне несознательно, ничего не зная о вере, лишь соотнося это событие с празднуемым 1000-летием Крещения Руси. Таким образом, любовь к России, Святой Руси и её великой истории была одной из главных причин прихода к вере. Как-то попалась публикация о Царственных мучениках в газете и их фото (это был примерно 1990 год), это было потрясающее открытие. А дальше — всё новые и новые знакомства с жизнеописаниями святых, недавних подвижников благочестия и новомучеников. Поездка в Дивеево в 1991 году на перенесение вновь обретённых мощей преп. Серафима Саровского. Так постепенно и входила в Церковь — через её лучших чад. Да ещё время воцерковления пришлось на те годы, когда цвела весна духовной жизни России, открывались и восставали из руин храмы и монастыри. 90-е годы, несмотря на известные политические события в нашей стране, несмотря на материальные трудности, были для нас самыми интересными и по-своему счастливыми.
— Как Вы поняли, что церковное пение — это Ваше призвание?
— С пением в храме получилось так. Я училась на 2 курсе дирижерско-хорового отделения КМУ. В это же время начала регулярно посещать службы в недавно открывшемся Петропавловском соборе. Но почему-то даже в мыслях не было проситься на клирос, вполне довольствовалась участием в службе в качестве прихожанки. Но тут вскоре срочно понадобились певчие в будничный состав, и моя подруга, певшая там, уговорила и меня. Не могу не вспомнить о человеке, который, можно сказать, стоял у колыбели нашего церковного младенчества. Это игумен Иоанн, настоятель Петропавловского собора, ныне митрополит Йошкар-Олинский и Марийский. Он объединил всех нас, молодых прихожан, в общину на базе воскресной школы, и как духовный отец всячески заботился о нас. Сам воспитанник Псково-Печерских старцев, он прививал нам дух святоотеческого учения, строгого православия, внимания к своей душе. Также обучал нас уставу, ездил с нами в паломничества. Но вскоре он был назначен на вновь образованную Марийскую кафедру, и произошло то, что и должно было произойти. Постепенно архиерейский сан и расстояние сделали своё дело, и через какое-то время наша община распалась.
— Когда Вы в впервые оказались в Казанском Богородицком монастыре, каким он был? Пожалуйста, расскажите об освящении Софийского храма, первых службах.
— В Казанский Богородицкий монастырь я впервые попала в 1992 году на осеннюю Казанскую, когда мы с о.Иоанном и нашей церковной молодёжью ходили служить первый молебен. Это было в Софийской церкви, из которой не так давно выехали жильцы и всё было в руинированном состоянии. Помню осыпающуюся кирпичную лестницу на второй этаж, по которой мы со страхом поднимались.
Не думалось тогда, что это начало истории, к которой мы на многие годы окажемся причастными. Софийскую церковь восстановили, освящение её было в 1994 году на летнюю Казанскую. Вместо планируемого женского монастыря образовалась молодёжная община, возглавляемая мон. Марией (Борисовой). К этому времени мы перешли сюда из Петропавловского собора, наш квартет пел и на освящении Софийской церкви. Период существования этой общины был по-своему очень интересный, несколько казанских (и не только) священнослужителей вышли из неё. В те же годы образовалась первая группа детского хора. Интересно, что из тех первых семи ребят трое и сейчас поют в нашем хоре — это Маша, Артём и Илья. Позже хор разросся, и с переходом в воскресную школу храма преп. Серафима Саровского по благословению владыки Анастасия получил необходимый простор для творчества благодаря прекрасной базе воскресной школы и неизменной поддержке настоятеля о. Димитрия Салкова.
Вершиной деятельности детского хора можно назвать участие в службе на освящение Благовещенского собора (после его реставрации) в Казанском Кремле и встрече патриарха Алексия II в 2005 году, когда он привёз переданный Ватиканом список Казанской иконы.
Так приходилось курсировать между двумя храмами. Клиросно-богослужебная жизнь проходила здесь, а детский хор (в богослужении он тогда не участвовал, кроме Пасхи, только в концертах и утренниках) пел на Горках. Когда было определено, что Казанский монастырь будет возрождаться как мужской и был прислан настоятель — иг. Питирим, то казалось, всё идёт к тому, чтобы окончательно переместиться в храм преп. Серафима Саровского. Но пути Господни часто идут вразрез человеческой логике…
— Пожалуйста, расскажите про Ваш хор сегодня и богослужебное пение.
— Наш хор как смешанный начал свою деятельность с 2005 году, так как до этого в Софийской церкви пел исключительно женский состав. Первоначально было не более 6-8 человек. Постепенно хор разросся до 20-25 человек, сейчас тоже около того. Есть основной многолетний состав, как некая константа, и постоянно меняющийся приток студенческой молодёжи. Мы всегда рады новичкам, критерии отбора самые доступные. Но главная проверка — проверка временем.
Влияет ли внутреннее устроение человека на его пение? Конечно, влияет. Мало того, даже характер человека просвечивает в его голосе. А в плане устроения приведём такой пример. Приходят певчие на службу среди недели, допустим, какой-то большой праздник. До шестопсалмия хоровой ансамбль собрать невозможно, каждый поёт, как хочет. Это и понятно — народ прибежал с работы, возможно, стоял в пробках… На работе всякие ситуации бывают. На шестопсалмии все постояли в тишине, успокаивающем чтении священных текстов, мерцании лампадок… После этого совсем другой хор. Думается, что основным условием правильного церковного пения является мирное состояние души, спокойствие духа.
Как мы подбираем репертуар?
Он складывается годами. Что-то проходит пробу богослужением, что-то нет. Уже не помню, где я слышала такой совет: при пении того или иного песнопения нужно смотреть на икону хорошего письма. Если возникает несоответствие, то петь не стоит. Вообще, задача хора не мешать молитве. Также создавать настроение праздника, удобную для молитвы атмосферу богослужения. Одним из идеалов решения такой задачи для нас является братский хор Оптиной Пустыни. Сейчас, Слава Богу, можно слушать ежедневные онлайн-трансляции с их служб. Какая радость, духовная бодрость в их пении при ограниченном, в общем-то, репертуаре! Жить хочется, когда слушаешь их богослужения. Но почему-то иногда тоскливое, заунывное сплошь минорное пение иных церковных коллективов трактуется как нечто высоко-духовное… Вообще, конечно, чем сложнее песнопение, тем труднее его приспособить к молитве. Хорошим исполнением таких вещей можно лишь полюбоваться, как произведением искусства.
Прямой дорогой к первоначальному предназначению церковного пения является знаменный распев. Другое дело, что послепетровская синодальная эпоха полностью разрушила уникальный стиль богослужения Древней Руси вместе с её иконописью и архитектурой, а знаменное пение воспринимается в единстве с ними. Изменился и темп жизни. Поэтому так мало сейчас тех, кто любит и ценит знаменный распев. Преп. Амвросий Оптинский говорил о нём: «Знаменный распев хорош, да мы плохи».
— Расскажите об особенностях антифонного пения.
— Это очень древняя традиция, которая берёт начало в богослужении Ветхого завета. Само слово переводится как «звучащий в ответ». Это не просто совместное прославление Бога, а внутрицерковный диалог, общение. В этом, можно сказать, смысл антифонного пения. Ну и, конечно, сугубое украшение богослужения.
В антифонном пении очень важна многолетняя слаженность, предсказуемость основных тенденций друг друга. Нужно сказать, что оно является полезным в плане профессиональном, так как есть возможность учиться друг у друга. Также оно полезно для работы над своим внутренним устроением, так как приходится где-то потеснить свою волю, вообще взаимодействовать с людьми.
— Что Вы посоветуете начинающему певчему?
— Первая ступень ученичества — копирование. Нужно искать лучшие образцы, идеал того, чему человек хочет научиться. Понятно, что идеал со временем может меняться. Вообще, сама церковная жизнь, богослужение обучает певчего или регента. Но даже для опытного профессионала существует большая опасность самовыражения, соблазн заслонить собой, своим голосом, своим искусством тонкую ткань поэзии священных текстов (к тому же не всегда понимаемых), отвлекаясь от них самим и отвлекая молящийся народ. Честно говоря, эта задача для нас во многом не решена… Свт. Игнатий (Брянчанинов) много говорит о душевном разгорячении, несовместимом с правильным духовным устроением. И снова хочется упомянуть о знаменном распеве, который своим отрезвляющим строем как нельзя лучше способствует вниманию к тексту, более собранной молитве и в большой мере пресекает самолюбование исполнением.
Трудно что-либо советовать. Пожалуй, можно сказать ещё о прилежании и упорстве. Некоторые наши певчие, не будучи профессионалами в пении, берут уроки у вокалистов, постоянно трудятся над собой. И результаты бывают очевидны. Большой враг прогресса — самоуверенность, по себе знаю, как она разрушительна и бесплодна. Этого стоит всячески избегать, чувствуя себя всегда в чине учащегося. А самое главное — это постепенное вхождение в Церковь, участие в её Таинствах, наконец, церковный строй мыслей и чувств — и тогда Господь может дать человеку понимание подлинного смысла церковного пения, в котором будет участвовать не только его физическая природа, но и струны его души.